В никуда - Страница 211

211

Мы шли по дороге, которая вела нас параллельно железнодорожному полотну, как я заметил, узкоколейке. Впереди показалась станция – тоже новое бетонное строение прямоугольной формы.

На вокзале сотни людей толпились у двух билетных касс. И еще сотни стояли на платформе, откуда отправлялись поезда в Ханой. Зато на другой платформе, откуда составы следовали к близкой границе Китая, почти никого не было.

Станционные часы показывали 6.40. Стоять в очереди пришлось бы не меньше часа. И еще неизвестно, достанется ли билет. Судя по вывешенному расписанию, следующий поезд отправлялся в Ханой в 18.30 и прибывал в столицу в субботу в половине шестого утра.

Мне было ни к чему появляться в Ханое раньше субботы, но и болтаться в Лаокае двенадцать часов совсем не хотелось. К тому же всегда приятно сделать людям сюрприз и приехать раньше намеченного.

– Слушай, – попросил я Сьюзан, – пусти в ход свое очарование и американские баксы и протырься без очереди.

– Я как раз и собиралась это сделать, – ответила она. Подошла к самому окошку, переговорила с молодым человеком, деньги перекочевали из рук в руки, и вскоре она вернулась с двумя билетами до Ханоя. – Купила для нас по сидячему месту за десятку, парню спальную полку за семнадцать долларов и пятерку дала сверху. Ты ведешь учет нашим расходам?

– Мне сейчас положены боевые. А с тех пор как познакомился с тобой – надбавка за особый риск.

– Все хохмишь?

– Какие уж тут шуточки...

Мы выбрались на платформу, где на холодном бетоне стояли, сидели и лежали сотни людей. Среди них я заметил рюкзачников и несколько западных туристов среднего возраста. На многих – недавно купленные горские вещицы разных племен, вперемешку мужские и женские. Настоящим горцам это казалось забавным. Они показывали на белых пальцами и хихикали.

Сьюзан закурила и спросила:

– Сколько платят боевых?

– Пятьдесят пять баксов в месяц, шестьсот шестьдесят долларов в год. Не густо. А ребята вроде Эдварда Блейка, которые не подставляли в джунглях задницу под пули, в это время обтяпывали валютные делишки и мухлевали на черном рынке. Или просто грабили. Есть такие, кто разбогател на войне. Но большинство либо погибли, либо получили ранение, либо свихнулись. И им за все про все по пятьдесят пять сраных долларов в месяц.

Сьюзан подумала и сказала:

– Теперь я понимаю, почему ты принимаешь все так близко к сердцу.

Я промолчал.

– Интересно, как Блейк переправил все это домой?

– Мы этого скорее всего никогда не узнаем. Перед отправкой на родину нас трясли, не везем ли мы наркотики или оружие. А что там еще мы тащили в своих вещмешках, никого не интересовало. В Штатах таможня пропускала не глядя – там знали, что нас уже проверили на наркотики и взрывчатку. А офицеры вроде капитана Блейка вообще пользовались особым доверием.

Сьюзан кивнула:

– За каждым большим состоянием стоит преступление.

Поскольку Лаокай считался пограничным городом, здесь было много военных в форме – в основном пограничные патрули, но встречались и вооруженные до зубов солдаты, словно они ждали, что вот-вот разразится новая война. Местечко было паршивым, но все-таки здесь было много туристов-смельчаков из Австралии, Европы и Америки и мы могли хоть как-то раствориться среди них.

Пограничная полиция начала рейд по платформе – копы спрашивали удостоверения личности и требовали взносы в фонд вдов и сирот. Полицейские особенно наседали на китайцев и одиноких белых – тех, что были без гидов.

Сьюзан тоже обратила на это внимание и толкнула меня в бок.

– Видишь ту группу? Кажется, американцы. Пойдем присоединимся.

Я уже понял, что они американцы. Двое мужчин в пятьдесят градусов нарядились в шорты. А женщины нацепили столько купленных у горцев украшений, что стали похожими на антенны радаров.

Их было около двадцати человек и экскурсовод – мужчина-вьетнамец. Сьюзан отличалась большей общительностью, чем я. Она заговорила сразу с несколькими дамами и принялась обсуждать с ними побрякушки и ткани.

Примерно в семь состав дернулся, сдвинулся с места, переместился с запасного на главный одноколейный путь и встал к платформе. Сьюзан рассталась с новыми подружками. Мы побежали к нашему второму вагону в коротком восьмивагонном поезде и нашли свои места.

Вагон был узким: два сиденья с левой стороны, а справа – проход вдоль окон. Мы положили рюкзаки на полку над головой.

– Садись у прохода, – предложила Сьюзан. – Сумеешь вытянуть ноги. Здесь очень тесно.

Мы сидели молча. Каждый думал о том, сколько раз нам уже повезло и что об этом нельзя говорить. Конечно, большое значение имеют опыт, тренировка и мозги. Сьюзан оказалась хорошей спутницей в дороге. Не представляю, справился бы я без нее или нет. Над этим вопросом мне предстояло ломать голову всю оставшуюся жизнь.

В 7.40 локомотив дернул состав, и мы отправились в Ханой. Железная дорога шла по левому берегу реки Красной. Долину с обеих сторон теснили Тонкинские Альпы. Немного воображения – и можно было представить, что мы катим по Европе в какое-нибудь приятное место.

Вагон был набит вьетнамцами и белыми. Некоторые стояли в тамбуре, однако никто не сидел на корточках в узком проходе.

Мы еще немного помолчали и смотрели в окно, за которым разворачивался вполне живописный пейзаж. Поезд грохотал и дребезжал. Я понял, что вагон не отапливался, и еще догадался, что к нашему составу забыли прицепить бар.

211