– Хочешь что-нибудь съесть или выпить? – спросила меня Сьюзан.
– Нет, – ответил я. – Давай выбираться отсюда.
Она пошла под навес, переговорила с шофером, вернулась и сказала:
– Он будет готов через несколько минут.
– Кто платит за поездку – он или я?
– Мне кажется, он тебя недолюбливает.
– Чертов коп! Я чую их за милю.
– Может быть, он думает то же самое о тебе? Хочешь сфотографироваться?
– Нет.
– Смотри, ты здесь в последний раз.
– Надеюсь.
– А ты снимал, когда был здесь в прошлый раз?
– Не вынимал фотоаппарат из вещмешка. И другие тоже. Здесь никто не снимал. А если снимали, все складывалось так, что родные проявляли пленку, когда на родину переправляли пожитки убитого.
Сьюзан оставила эту тему.
Лок докончил что он там пил и подошел к машине.
Я взял с сиденья карту и развернул перед Сьюзан.
– Вот эта пунктирная линия до Кесанга имеет отношение к тропе Хо Ши Мина. Так?
Сьюзан наклонилась к карте и прочитала:
– Сеть троп или часть сети троп.
– Совершенно верно: тропа Хо Ши Мина не одна тропа, а разветвленная сеть в джунглях, мелкие русла рек, подводные мостики, гати в болотах и бог знает что еще. Большая часть этой сети, как ты можешь видеть, проходит по территории Лаоса и Камбоджи, где мы не вели боевых действий. В Кесанг тропа идет по границе. Надеюсь, наш придурок не заблудится и мы не окажемся без виз в Лаосе.
Я махнул шоферу рукой. На мой взгляд, он шел слишком не спеша и остановился невежливо близко. Мне захотелось повалить его на землю, связать за спиной пальцы рук, а машину вести самому. Но это могло повлечь неприятности. Я ткнул пальцем в карту.
– Тропа Хо Ши Мина. Бьет? Кесанг.
Лок кивнул и сел за руль. Мы со Сьюзан забрались на заднее сиденье, и машина тронулась. Сначала мы ехали по проселкам в долине, но потом они вывели нас на идущую на север у подножия холмов грязную дорогу. Деревья подступили вплотную к колее, и ветви почти не пропускали солнечный свет. Ничего не скажешь, тропа Хо Ши Мина. Пейзаж становился все более диким и гористым, местами дорогу мостили сгнившие бревна. Такой путь мы в былые времена называли "плиссе". Вдали то и дело мелькали живописные водопады и речные перекаты, дорогу пресекали мелкие ручейки, и Сьюзан не переставая щелкала аппаратом. Машину немилосердно подбрасывало – Лок несся по колдобинам на предельной скорости. Казалось, ему доставляло удовольствие, когда из-под колес вылетала грязь и несколько раз комья попадали в меня и Сьюзан. Я взглянул в зеркальце заднего вида и заметил, что шофер улыбается.
Но в целом скорость не превышала тридцати километров в час, машина ныряла в ямы и поминутно огибала подобия небольших прудиков, а на самом деле – гигантские воронки от сброшенных тяжелыми бомбардировщиками с высоты тридцать тысяч футов тысячефунтовых бомб. Я показал их Сьюзан.
– Мы потратили невероятное количество денег, пытаясь раздолбать эти грязные тропы. Должно быть, убили на коммуникациях проникновения на юг от полусотни до сотни тысяч северовьетнамских солдат – мужчин и женщин. А они все откуда-то лезли и лезли – заполняли все дыры, меняли маршруты, словно армия муравьев, которых пытаешься растоптать, пока они не добрались до дома. Я не оценивал их по достоинству, пока не увидел в их лагере русский танк. Понимаешь, эту машину сделали где-то неподалеку от Москвы, каким-то образом доставили во Вьетнам, а потом под постоянными атаками с воздуха она проделала путь в тысячи километров вот по таким дорогам, неся на себе горючее и запасные части, пока один из таких танков не ворвался в ворота президентского дворца. Должен признаться, тут я их зауважал. Они так и не поверили, что мы выбьем из них душу и что у лих нет ни малейшего шанса победить. – Я хлопнул Лока по плечу. – Ты крутой парень, малыш. Когда у нас начнется война с Китаем, я хотел бы, чтобы ты оказался на моей стороне.
Наши глаза встретились в зеркальце заднего вида, и я готов был поклясться, что он кивнул.
Джунгли поредели, и мы увидели на склонах нечто вроде вигвамов на сваях. Над ними вились дымки – там готовили пищу.
– Как красиво! – обрадовалась Сьюзан. – Абсолютная первозданность. Давайте остановимся, поговорим с этими людьми.
– Они не любят неожиданных гостей, – возразил я.
– Снова выдумываешь?
– Ничего подобного. Им надо заранее звонить. Эти люди принимают гостей между четырьмя и шестью.
– Конечно, выдумываешь!
– Выдумщица у нас ты.
– Вот и нет. Давайте остановимся.
– Позже. В окрестностях Кесанга много племен.
– Ты уверен?
– Да. Не веришь? Спроси Джеймса Бонга.
– Это ты шофера так называешь?
– Именно. Джеймс Бонг, секретный агент.
Сьюзан спросила, он ответил, и она перевела:
– Он говорит, рядом с Кесангом проживает племя бру. И еще он спрашивает, какое нам дело до мой? "Мой" означает "дикари".
– Во-первых, не его забота, а во-вторых, ненавижу расовые прозвища, кроме "желторылый", "косоглазый", "тупоголовый".
– Пол, это ужасно!
– Знаю. Опустился. Извини. А ему скажи, чтобы шел подальше.
Я думаю, мистер Лок все понял, и я обратился к ним двоим:
– Не сомневаюсь, если мы установим контакт с мятежными племенами, тайная полиция тут же прищемит нам хвост.
Никто не ответил. Сьюзан сделала еще несколько снимков и разговорилась с Локом.
– Он рассказал, – перевела она, – что во Вьетнаме около восьми миллионов дикарей – более пятидесяти различных племен со своими языками и диалектами. Правительство пытается дать им образование и приобщить к земледелию, но они сопротивляются цивилизации.