В никуда - Страница 117

117

Я перечитал написанное и решил, что получилось хорошо – и для Карла, и для полковника Манга, и для Синтии, и для меня, и для последующих поколений.

Я вспомнил свои письма в Америку 68-го года – эдакую помесь новостей, солдатских жалоб и несильной тоски по дому. Но, как каждый человек на войне, который понимает, что очередное письмо может оказаться последним, я всегда завершал на одной и той же ноте: я в мире с собой, сознаю, что могу умереть, не боюсь, но надеюсь на лучший исход. А в подоплеке говорилось, что опыт мне очень полезен. И я вернусь гораздо лучшим человеком, чем уезжал. Надеюсь, Бог тоже читал мои письма.

Тяжелое бремя для восемнадцатилетнего юноши, но взрослеешь быстро, если приходится исчислять минутами свое пребывание на земле.

И вот через три десятилетия я опять здесь и моя жизнь снова в опасности. И в письме на родину те же мысли: я готов ко всему, и дома должны быть готовы ко всему.

Я оставил факс от Карла на столе – уничтожить его значило бы вызвать подозрение у тех, кто его уже читал.

Встал, захватил сумку и пошел в ванную. Почистил зубы, умылся, расчесал волосы.

Позвонили в дверь. Я вернулся в гостиную и открыл дверь. Принесли мой чемодан, и я дал коридорному доллар. Щелкнул замками, вынул измятый синий пиджак и набросил на плечи. Но распаковываться не стал. Взял со стола написанный мной факс и пошел вниз – не терпелось увидеть Сьюзан.

Факс я отдал на конторке вместе с долларом и спросил, может ли портье отправить его немедленно, а оригинал вернуть мне.

– Извините, сэр, – ответил он. – Аппарат очень занят. Это займет час или два. Я отправлю, а оригинал пришлю вам в номер.

Мы это уже проходили в "Гранд-отеле" в Нячанге и там как-то выкрутились. Но здесь я выкручиваться не собирался. Можно было, конечно, пойти на почту, но там ксерокопии для полиции снимали прямо на глазах у клиентов. В любом случае мой факс Карлу был чистым, а я спешил. Поэтому я оставил его портье. Затем пошел в кассу, отдал пятьсот долларов дорожными чеками, а взамен получил что-то около двух триллионов донгов.

Сьюзан в вестибюле не оказалось. Я не хотел спрашивать, получила она номер или нет, – просто стоял и ждал.

В вестибюле толпилось много людей – естественно: суббота, канун Тета. Все белые, и судя по одежде, большинство – европейцы.

Я заметил нескольких мужчин среднего возраста, явно американцев и явно ветеранов. Для американцев они были вполне прилично одеты – длинные брюки, рубашки с воротничками, пиджаки. У одного борода на манер Хемингуэя. Он показался мне знакомым, словно я видел его по телевизору.

Я научился строить ученые догадки о людях – зарабатывал этим на жизнь. И теперь решил, что эти ребята – бывшие офицеры, армейские или из морской пехоты: в них не было неряшливой небрежности летчиков и выправки моряков. Скорее боевые ветераны, а не тыловики. Все со временем стали обеспеченными людьми и теперь собрались и решили, что им пора поехать во Вьетнам. Возможно, они взяли с собой жен, но сейчас стояли одни. Тип с бородой принял волевое решение, и все повернули в сторону ресторана. Я последовал за ними.

Бара не оказалось. Поэтому я сел лицом к двери за коктейльный столик. В это время мне надлежало быть в иммиграционной полиции, но я решил, что она подождет. Пошли они подальше.

Подошла официантка. Я заказал "Сан-Мигель", подумал и попросил принести вторую бутылку.

– Кого-нибудь ждете? – спросила она.

– Да.

Официантка положила две салфетки и поставила вазочку с орешками.

Я посмотрел на часы, затем перевел взгляд на дверь. Сьюзан была не из тех, о ком следовало беспокоиться, если речь шла о простых действиях, вроде того чтобы взять из аэропорта такси. Все дело в пистолете. Выборочная проверка, авария на дороге – ее обыщут и предъявят самое страшное обвинение. Несмотря на свою работу, я не схожу с ума по поводу оружия, но могу понять, почему стольких американцев заботит закон о его ношении.

Интересно, что сталось с миллионами "М-16", которые мы передали южновьетнамской армии? Я не заметил ни одной американской винтовки – военные и полицейские были вооружены русскими "АК-47", которые полюбились вьетнамцам во время войны. Может быть, эти самые "М-16" завернуты в целлофан и спрятаны на рисовых полях. А может быть, и нет. Здесь страна безоружного населения и вооруженных полицейских и солдат. Поражение было полным, и вероятность сопротивления ничтожная. Я вспомнил фотографии из Музея американских военных преступлений: массовые расстрелы непокорных племен и бывших южновьетнамских солдат. Ханой шутить не любил.

Но где же все-таки Сьюзан?

Принесли пиво. Официантка поставила два стакана. Я подписал счет и дал ей доллар. Я выпил немного пива, попробовал орешков, но все время поглядывал то на часы, то на дверь.

До меня доносились голоса тех трех соотечественников, и чтобы отвлечься, я стал прислушиваться, о чем они говорили. Но слышал только обрывки фраз. Однако разобрал характерные военные словечки и понял, что не ошибся. Один что-то сказал о вертушках, и я понял, что он говорил об эвакуации раненых на медицинском вертолете, другой рассказывал, как их накрыло – то ли артиллерия, то ли ракеты. Третий вспомнил, как заиграло при этом очко, то есть от страха подвели солдатские сфинктеры. Все рассмеялись.

Явно боевые ветераны. Я посмотрел на них – ребята хорошо проводили время. Старики, как я, они снова здесь, как тогда, когда пытались врезать врагу по яйцам.

117