– Ладно. Поехали. – Я, пожалуй, слишком быстро пролетел по главной улице, и двое сидевших на велосипедах полицейских что-то закричали мне вслед. – Они велели остановиться? – спросил я.
– Нет, пожелали приятного дня! – крикнула Сьюзан. – Вперед!
Через десять минут Кучи остался за спиной. Я начал привыкать к машине, только мешала скученность людей на узкой дороге.
– Гудите, – предупредила моя наставница. – Их надо предупреждать. Здесь так поступают.
Я нашел нужную кнопку. Взревел сигнал, распугивая велосипедистов, скутеристов, пешеходов, свиней и запряженные быками повозки.
Сьюзан наклонилась вперед, одной рукой обвила мою талию, а другую положила на плечо.
– У вас прекрасно получается.
– Остальные едва ли так думают.
Она указывала мне направление, и вскоре мы выехали на узкую, плохо замощенную дорогу.
– Куда мы направляемся? – спросил я.
– Прямо перед нами в нескольких километрах знаменитые тоннели Кучи.
Через несколько километров я увидел плоский открытый участок, где в чистом поле стояло несколько автобусов.
– Сворачивайте на стоянку, – велела Сьюзан.
На грязной площадке тень давали только худосочные деревья.
– Один из входов в тоннели, – объяснила мой гид.
– Часть Замороженного мира?
– Это и есть Замороженный мир. Более двухсот километров подземных тоннелей, один из которых ведет в самый Сайгон.
– А вы сами там были?
– Наверху была, а в тоннели ни разу не спускалась. Никто не захотел со мной идти. – Ее слова прозвучали вызовом моему мужскому началу.
– Обожаю тоннели, – ответил я.
Вход стоил полтора бакса, и Сьюзан без всяких споров заплатила американскими долларами. Мы присоединились к группе людей под соломенным навесом с надписью "Английский язык". Здесь оказались в основном американцы, но я также узнал азиатский акцент. Были и другие навесы для других языков, и мне стало ясно, что какой-то ответственный чин из министерства туризма посещал "Диснейленд".
Женщина-гид раздала брошюры примерно тридцати говорящим по-английски посетителям.
– Пожалуйста, не шумите, – попросила она.
Все замолкли, и она начала свою агитку. Я почти ничего не слышал о тоннелях Кучи, но решил, что наш гид не обогатит меня знаниями – слишком специфичным был ее английский.
Пришлось читать брошюру, но и ее язык вызывал легкое недоумение. Тем не менее, вооружившись обоими источниками, мне удалось выяснить, что тоннели начали копать в 1948 году, когда коммунисты вели войну против французов. Тоннели начинались с тропы Хо Ши Мина в Камбодже и разветвлялись по всей местности, включая пространство под американскими базовыми лагерями.
Настоящие тоннели были совсем узкими – там мог пролезть только щуплый вьетконговец. К тому же следовало остерегаться насекомых, крыс, летучих мышей и змей. Гид сообщила нам, что подземные ходы способны вместить до шестнадцати тысяч борцов за свободу. Под землей вступали в брак, под землей женщины рожали детей. Там работали кухни и полноценные госпитали, там были спальни, складские помещения, некогда набитые оружием и взрывчаткой, колодцы с питьевой водой, вентиляционные шахты, ложные тоннели и проходы-ловушки. Гид улыбнулась и пошутила:
– Но теперь у нас для вас нет никаких ловушек.
– Надеюсь, за полтора бакса, – шепнул я Сьюзан.
Экскурсовод также проинформировала нас, что американцы сбросили на тоннели сотни тысяч тонн бомб, жгли огнеметами, затапливали водой, травили газами, посылали в погоню группы так называемых тоннельных крыс в шахтерских касках с собаками. За двадцать семь лет пользования тоннелями десять из шестнадцати тысяч их обитателей – мужчины, женщины и дети – умерли и многие похоронены под землей.
– Итак, – спросила она, – вы готовы войти в тоннели?
Никто особенно не горел желанием. И с десяток людей внезапно вспомнили, что у них назначены встречи. Но ни один не потребовал плату назад.
У входа идущий рядом со мной человек спросил:
– Вы ветеран?
Я поднял на него глаза и ответил:
– Да.
– Вы выглядите слишком крупным для крысы, – заметил он.
– И, надеюсь, хитрющим.
Он рассмеялся и сказал:
– Я занимался этим три месяца. Больше нельзя. – И добавил: – Надо отдать должное этим говнюкам. Храбрые черти. – Он заметил Сьюзан и извинился: – Простите.
– Ничего, ничего, – отозвалась она. – Я тоже ругаюсь.
Коротышка растолстел и больше не отличался худобой. Мне захотелось сказать ему приятное:
– Вы, ребята, делали чертовски трудную работу.
– Да... Не понимаю, какого черта я думал, когда попросился сюда добровольцем. Это отнюдь не забава, ползая на брюхе, столкнуться с раскосым господином нос к носу.
Мы уже были у самого входа, когда он признался:
– Самый большой кошмар: мне чудится, что я ползу в темноте и слышу, как рядом кто-то дышит; клопы высасывают из меня последнее дерьмо, в волосах летучие мыши, под руками змеи, в трех футах над задницей долбаный потолок, капает вода, а я даже не могу обернуться. Понимаю, прямо передо мной Гек, но не хочу включать шахтерскую лампу. А потом...
– Послушайте, – перебил я его, – может быть, вам лучше туда не ходить?
– Надо. Видите ли, если я туда спущусь, то избавлюсь от кошмара.
– Какой умник вам это сказал?
– Один парень – у него получилось.
– Он все это проделал?