– Сьюзан, ответь нам, где ты спрятала улики! – резко потребовал он.
Она пригвоздила его взглядом, который он наверняка испытывал и до этого.
– Мне не нравится твой тон.
Билл заговорил мягче:
– Сьюзан, опиши нам, пожалуйста, тайник, где хранятся личные вещи лейтенанта Хайнса.
– Позже.
– Сьюзан...
Но его перебил Джон Иган и адресовал вопрос мне:
– Вы скрываете улики по делу об убийстве?
– Всего лишь прячу.
– С какой целью?
– Мы в недружественной стране, Джон. Я скрыл улики в надежном месте.
– Которое вы нам сейчас откроете.
– Ради чего? Вам нет смысла о них тревожиться.
– Вы нам скажете, где вы их спрятали, – повторил он, не обращая внимания на мои слова.
– Почему? Кто вы такой?
Иган посмотрел на Карла.
– Это приказ, Пол, – сказал тот.
– Хорошо. Я вам скажу. Только позже и наедине.
Карл остался доволен, что единственный из всей компании сохранил надо мной власть и единственный будет обладателем ценной информации.
– Отлично, – промолвил он. – Поговорим потом.
Все как будто не возражали. Марк Гудман повернулся к Карлу.
– Вы, полковник, опытный, профессиональный следователь. Каково ваше мнение по поводу этих вещественных доказательств? Необходимо ли дальнейшее расследование? Предъявление обвинений? Или дело следует закрыть?
Карл пожевал нижнюю губу.
– Необходимо принять во внимание фактор давности и специфику свидетеля. Он может казаться надежным и достоверным, но я бы не стал рассматривать его в качестве свидетеля до тех пор, пока его слова не подтвердят другие показания. И хотя бы одна веская вещественная улика. В этом смысле армейский реестр явно недостаточен. Если бы я вел дело, я бы его закрыл.
– Карл, это неправда, – возразил я. – Вы сами это прекрасно понимаете. Просто считаете, что в данной ситуации это единственное, на что вы способны. Допросите подозреваемого.
– Этого не будет, – поспешил возмутиться Иган. – Ни здесь, ни в другом месте. Мы забываем о самом главном: это... это дело может погубить жизнь и политическую карьеру достойного человека, заслуженного ветерана, мужа, отца и самоотверженного общественного деятеля. Американскому обществу больше не нужны скандалы и охота на ведьм. К тому же имеются международные соображения. Я закрываю это дело и считаю дальнейшее обсуждение бессмысленным.
Полковник Гудман немного подумал и спросил:
– Я хотел бы знать, как каждый, кто обладает настоящей информацией, намерен с ней обойтись? Джон?
– Забыть и считать, что этого собрания никогда не было.
– Билл?
– Точно так же.
– Полковник Хеллман? Это ведь ваше дело.
– Расследование было неофициальным. Официальным оно никогда не станет. Будем считать, что дело закрыто.
Мне послышался вздох облегчения.
– Пол?
– Я хотел бы переговорить с подозреваемым.
Гудман намеревался что-то сказать, но передумал и обратился к Сьюзан:
– Мисс Уэбер?
– У меня нет никакого опыта в правоохранительных или следственных делах, и я не представляю, что такое достаточная или косвенная улика, надежный или ненадежный свидетель. Но я знаю, что некий пехотный капитан совершил четыре убийства и кражу. И тот единственный капитан, который, по нашему мнению, мог совершить все эти преступления, проживает сейчас в гостевых комнатах этого здания. Здравый смысл подсказывает, что с ним необходимо поговорить. Он может рассказать, где находился в тот день. Возможно, получил отпуск, лечился в госпитале или был в компании десятка друзей. Надо копнуть немного глубже. И не исключено, мы останемся довольны тем, что узнали. А возможно, придется копать еще глубже.
Снова воцарилось неловкое молчание. Первым заговорил я:
– Поймите, я сам не уверен, что убийца – Эдвард Блейк. Более того, хотел бы убедиться в обратном. Сьюзан права: мы ничего не теряем, если переговорим с этим человеком.
– Так вы желаете, – повернулся ко мне Иган, – чтобы я поднялся наверх, вытащил из постели вице-президента США и заставил спуститься сюда, чтобы он ответил на вопросы о своем возможном участии в этом преступлении?
– А почему бы и нет?
– Потому что на его месте я послал бы вас подальше.
– Мне это говорили десятки раз. И получали повестки в суд.
– Вы в своем уме?
– Спросите у Карла.
Иган не стал тревожить вопросом Хеллмана и продолжал говорить со мной:
– Если вы такой законник, то не забывайте, что у вас нет права допрашивать людей, и уж тем более вице-президента страны.
– Добровольные допросы практикуются повсеместно, Джон, – возразил я. – Следует только спросить, готов ли человек отвечать на наши вопросы. Если он отказывается, у вас возникают маленькие подозрения и вы приносите ему такую маленькую повесточку.
– Что за херня?
Военные редко ругаются.
– Следите за своим языком, – одернул его полковник Гудман.
– Господи! – всплеснул руками Иган. – В голове не укладывается.
Джон Иган был среди нас тем, кому поручили самую грязную работу. И он рисковал потерять больше остальных за исключением, разумеется, самого Эдварда Блейка. Если он являлся резидентом ЦРУ и планировал операцию, то в случае успеха вместе с Биллом был бы гостем на инаугурационном балу нового президента и в неофициальной обстановке называл его Эдди.
У Вашингтона своя система награждений и наказаний: если я выяснил, что ты поступил неправедно, я тебя не наказываю, а прошу поощрения. Но лично я и правоохранительная система действовали иначе.