Дорога не стала лучше, и моя спутница опять обхватила меня руками. Я все еще изрядно на нее злился. Но ничто так не успокаивает гнев и не развеивает недовольство, как голод и усталость. Эта дамочка умела водить мотоцикл, стрелять и заговаривать зубы, а у меня в этой стране было и без того достаточно врагов, и о них мне следовало тревожиться. Я похлопал ее по руке. Сьюзан в ответ погладила меня по животу.
– Снова друзья?
– Нет, но я тебя люблю.
Она поцеловала меня в шею. А мне почудилась огромная кошка с очень длинными клыками, которая облизывает пойманную антилопу, прежде чем переломить ей хребет.
Примерно за сорок километров до Дьенбьенфу дорога не только не стала лучше, а еще сильнее испортилась. Ну и местечко! Ни одной светоотражающей стрелы и вообще ничего отражающего. Туман опять сгустился и рассеивал луч фары, так что я начал терять ориентацию в пространстве.
– Пол, давай остановимся и здесь заночуем, – предложила Сьюзан.
– Где?
– Прямо на обочине дороги.
– Я не вижу обочины дороги.
Мы двигались со средней скоростью пятнадцать километров в час, и мотоцикл начал вихлять. Но через два часа, когда время подходило к десяти вечера, дорога внезапно открылась с обеих сторон. Начался спуск, и через четверть часа мы оказались в широкой долине. Я мало что видел по сторонам, но я ее ощущал и заметил разбросанные повсюду огоньки. В облаках появился просвет, и на поверхности воды мелькнуло отражение луны и звезд. Сначала я решил, что это озеро, но потом понял, что передо мной заливные рисовые поля. В 68-м мы много долин прозвали Счастливыми – такая радость для солдат в рейде выйти со склонов на открытое пространство. Вот и эта долина показалась мне Счастливой.
Дорога сделала крутой поворот направо и побежала среди домов. И я не сразу догадался, что мы уже в Дьенбьенфу. Слева блеснула освещенная вывеска "Ресторан "Нгалуан"", а справа показался городской мотель. Это было словно видение. Я решил, что упал с обрыва и оказался на вьетнамских небесах.
– Лучший в мире мотель, – повернулся я к Сьюзан и, подкатив к двери администрации в центре длинного бетонного строения, слез с мотоцикла. Потянулся и тут же обнаружил, что все мои мышцы жили словно бы сами по себе и совершенно не слушались. Сделал шаг вперед и испугался, что сейчас растянусь ничком. Я даже не мог стянуть с рук кожаные перчатки.
– У нас потребуют паспорта и визы, – предупредила меня Сьюзан, прежде чем мы оказались внутри. – На севере с этим строго – они не возьмут десять баксов взамен.
– Ну и что из того? Мы американцы. Разве это плохо? – ответил я.
– Наши фамилии сообщат в министерство общественной безопасности в Ханой, и там будут в курсе, что мы приехали в Дьенбьенфу.
– Не сомневаюсь. Но надеюсь, что мы окажемся в столице раньше, чем туда попадет сообщение. Это последний отрезок нашего тура. Но если хочешь, давай заночуем под открытым небом.
Сьюзан задумалась, и я понял, что передо мной профессионалка, которая прикидывает степень риска.
– Снимем номер, – наконец решила она.
– На четыре дня, – предложил я. – Пусть считают, что мы болтаемся где-то поблизости.
– У нас заберут паспорта, – возразила Сьюзан. – И когда мы завтра будем рассчитываться, станет ясно, что мы уезжаем. Не забывай, мы в полицейском государстве.
– Согласен. Но давай все-таки скажем, что пробудем здесь четыре дня. Они так и отрапортуют в Ханой. Иди ты. Не нужно, чтобы меня видели.
– Увидят. Я же сказала, что здесь полицейское государство.
Мы вошли в маленькую приемную. За конторкой сидела пожилая женщина и читала газету.
Сьюзан спросила у нес номер на французском языке, и женщина как будто удивилась, что мы явились так поздно. Они обменялись со Сьюзан несколькими корявыми французскими фразами, сказали несколько слов по-английски и по-вьетнамски. И портье настояла на том, чтобы мы оставили у нее документы.
За десять американских долларов за ночь мы получили ключи от блока 7. Мой счастливый номер.
Вышли из приемной и отвели мотоцикл к нашему блоку. Сьюзан открыла дверь и повернулась ко мне.
– Эта женщина посоветовала поставить мотоцикл в комнате. Иначе мы его больше никогда не увидим.
Я затолкал "БМВ" в крохотное помещение, где он оказался в футе от двуспальной кровати. Здесь была небольшая ванная, одна тумбочка, одна лампа и свисающая с потолка вешалка для одежды, которая показалась мне трапецией для сексуально-изобретательных пар.
Мы вытащили рюкзаки из седельных сумок и положили их на кровать. Сьюзан включила в ванной электронагреватель воды, а сама между тем умылась под холодной струей.
– Эта женщина из приемной обещала добыть нам что-нибудь поесть, – сказала она. – Жди. Сейчас приду.
Я сел на кровать, снял кроссовки и мокрые носки. Стянул перчатки, сбросил кожаную куртку, а "кольт" положил под подушку. Оглянулся – нутром чувствовал, какое ужасное это место, но сейчас оно показалось мне не хуже отеля "Ритц-Карлтон" в Вашингтоне.
Сьюзан вернулась с бамбуковым подносом, на котором стояли бамбуковые мисочки. Под крышками оказались сыроватые мясные клецки и рис. Рядом – бутылка воды и палочки для еды. Сьюзан расположила поднос на кровати.
Мы встали на колени по обеим сторонам кровати и запустили пальцы в клецки и рис. На всю трапезу потребовалось не больше тридцати секунд. А воду мы прикончили еще быстрее.