В никуда - Страница 181

181

– Твоя придумка?

– Да.

Мы проехали город, и я увидел съезд на боковую дорогу с асфальтовым покрытием. На указателе стояло слово "Донгшон" и надпись по-вьетнамски. Я сбросил газ и показал на него Сьюзан.

– Место археологических раскопок, – перевела она. – Культура Донгшон... тысяча лет до нашей эры... дорогу, я думаю, проложили позднее.

Я свернул с шоссе, проехал сотню метров, остановился и вытащил карту.

– Вот эта дорога. Через пятнадцать километров будет деревня Бай-как-ее-там, дальше на север по шоссе номер пятнадцать к шоссе номер шесть.

– Дай посмотреть.

Я протянул ей карту. Сьюзан некоторое время молча вглядывалась в нее, затем положила к себе в куртку.

– Поехали.

Я включил скорость, и мы тронулись в путь. По бокам замелькали археологические раскопки, а потом асфальт кончился. Грязная грунтовка была разбита машинами и повозками – приходилось держать мотоцикл посередине колеи, где земля была немного тверже.

Нас немилосердно подкидывало, и мне не удавалось разогнаться быстрее сорока километров в час – чуть больше двадцати миль. А временами приходилось ехать еще медленнее.

Местность оставалась ровной, но постепенно повышалась. Сначала шли рисовые поля, но затем их сменили посадки овощей.

"БМВ" "Париж – Дакар" оказался в самом деле хорошей машиной для грязи, однако сама грязь была уж слишком плоха. Я едва удерживал руль, а моя задница чаще парила в воздухе, чем опиралась на седло. Сьюзан крепко обхватила меня руками.

– Утром мы это прочувствуем, – сказал я ей.

– Я уже чувствую, – откликнулась она.

На сорок километров нам потребовалось почти два часа. Но наконец мы оказались в деревеньке Бай-как-ее-там и дорога уперлась в Т-образное пересечение. Я свернул направо, на шоссе № 15, где грязь была не такой откровенно засасывающей. Здесь даже оказалась подсыпка из щебенки и кюветы по сторонам.

Судя по карте, шоссе имело протяженность свыше ста километров и вело к шоссе № 6. На такой скорости, чтобы добраться до пересечения, мы потратим не меньше четырех часов, а солнце уже склонялось за вершины гор.

Дорога тянула вверх. Впереди виднелись холмы, а за ними настоящие горы. Мы почти не разговаривали: мотоцикл так подбрасывало, что было трудно открыть рот и не прикусить язык.

Почти стемнело, и я высматривал место, где можно остановиться на ночлег. Мы уже поднялись на взгорье. Вьетнамцы не любили селиться за пределами городов, деревень и зон земледелия, и здесь было совершенно безлюдно. К самой дороге подступили сосны, и все сделалось призрачным. Я решил передохнуть и остановил мотоцикл.

– Нет ли здесь где-нибудь приюта лыжников?

Сьюзан посмотрела на карту.

– В двадцати километрах есть деревня Лангчан.

– Мне что-то не хочется затемно въезжать во вьетнамскую деревню, – сказал я, немного поразмыслив.

– Мне тоже, – ответила она.

– Тогда давай найдем место, где можно укрыться и спрятать мотоцикл.

– Пол, по этой дороге никто не ездит. Можно заночевать прямо на середине.

– Ценное замечание. – Я отвел мотоцикл от дороги и прислонил к стволу сосны.

Сьюзан открыла седельную сумку и достала два последних банана, последнюю бутылку воды и две плащ-накидки. Мы сели у мотоцикла, прислонились спинами к соснам, и я принялся чистить банан.

– Для тебя хорошая новость, – начал я. – В сосновом лесу не бывает кровососов.

– Зато есть всякие клещи и песчаные блохи.

Мы ели бананы, пили воду и смотрели, как меркнет свет. Небо закрывали плотные облака, стало совершенно темно. Мы слышали звуки хвойного леса – это где-то рядом сновали по земле мелкие зверушки.

Сьюзан закурила и принялась при свете зажигалки разглядывать карту.

– До Дьенбьенфу еще четыреста километров.

Мы помолчали, прислушиваясь к звукам ночи.

– Ты в детстве ходила в походы, ночевала в лесу? – спросил я.

– Нет, если только могла отвертеться. А ты?

– Когда жил в Южном Бостоне – нет. Зато наверстал в армии. Как-то подсчитал, что провел под звездами шестьсот ночей. И иногда мне это нравилось.

По горам прокатился раскат грома. Поднялся ветер. Стало зябко, или я успел слишком много времени провести во Вьетнаме.

– А бывало, что и не нравилось, – добавил я.

Сьюзан закурила новую сигарету.

– Хочешь? Отбивает аппетит.

– Я уже съел банан.

Начал накрапывать дождь, и мы натянули на головы плащи. Чтобы сохранить тепло, прижались друг к другу и запахнулись покрепче.

– Crachin, дождевая пыль, – сказал я.

– Как бы не так! Настоящий ливень.

Дождь усилился.

– Сколько тебе за все это заплатили? – спросила Сьюзан.

– Только дорожные расходы.

Она рассмеялась.

Мы оба промокли и начинали дрожать. Такие холодные влажные вечера я помнил по зиме 68-го. Никакого укрытия, кроме плащ-палатки, в небе полно пиротехники, и этот салют на фоне черного дождя поражал своей страшной красотой.

Сьюзан, видимо, думала о том же.

– Тогда было так же? – спросила она.

– Вроде того... только хуже, потому что мы знали, что точно так же будет завтра и послезавтра – каждую ночь дождь, пока не наступит март и не кончится зима. И еще одна проблема: повсюду рыскали люди, которые хотели тебя убить. – Я помолчал и добавил: – Хватит о войне, Сьюзан. Она кончилась. Навсегда.

– Хорошо. Хватит о войне. Конец.

Мы завернулись в дождевики и легли на землю под сосны. Дождь шел всю ночь. Мы дрожали и прижимались друг к другу так крепко, как только могли.

181