В никуда - Страница 175

175

– Головожопый.

Вернулся швейцар и помог нам вынести багаж. По подъездной дорожке подкатило такси. Мы сели в машину, и шофер тронул ее с места.

Дождь теперь не хлестал – только моросил. Но дорога блестела от воды. Водитель свернул на улицу Хунгвуонг, по направлению к шоссе № 1, рядом с которым располагался аэропорт. Сьюзан посмотрела в заднее окно.

– За нами никого.

– Отлично. Куда мы едем?

– Понятия не имею. Я думала, что ты знаешь.

Я обнял ее за плечи и поцеловал в щеку.

– Я тебя люблю.

– Через несколько дней меня будет любить еще сотня мужиков, – улыбнулась она.

– Почта здесь идет очень медленно.

Сьюзан взяла меня за руку.

– Тебе не кажется, что тебя насилуют?

– Именно этого хочет полковник Манг. Но я не собираюсь играть по его правилам.

– Ты мужчина. Это не одно и то же.

Мне не хотелось обсуждать этот предмет, и поэтому я снова спросил:

– Так куда же мы едем?

– Тут недалеко.

Мы продолжали катить по улице Хунгвуонг через Новый город к шоссе № 1. Сьюзан что-то сказала таксисту, тот развернулся на почти пустой мостовой, и мы направились в обратную сторону. Я не заметил, чтобы еще какая-нибудь машина повторила наш маневр. Теперь мы двигались на север и пересекли реку Перфум по мосту Трангтьен неподалеку от плавучего ресторана. На противоположном берегу показался рынок, где мы с Анхом разговаривали и ели орешки.

Машина остановилась на автобусной станции, которая, как и рынок, называлась Донгба. Мы расплатились с таксистом, вышли из машины и взяли свой багаж.

– Решила ехать на автобусе? – спросил я Сьюзан.

– Нет. Но в это время автобусная станция уже открыта. Это запомнится таксисту. А мы с тобой пойдем на рынок, который тоже никогда не закрывается.

Мы надели рюкзаки, я покатил чемодан по дороге, а она понесла мою сумку.

– Я не возражаю, – объявил я, – потому что понимаю, что тебя обучали в Лэнгли, ты знакома со страной и, надеюсь, знаешь, что делаешь.

– Я знаю, что делаю.

Через пять минут мы оказались на рынке. И хотя еще было темно, здесь уже вовсю кипела жизнь. Какие-то люди, вероятно, содержатели забегаловок, торговались по поводу странного вида рыбы и кусков мяса. Из-за прилавка под висящей на проводе голой, без плафона, лампочкой мне крикнули по-английски:

– Подходите, смотрите – самый лучший на свете фрукт!

Я не обратил внимания, но Сьюзан повернула к огромному столу. И мне пришлось тащиться за ней.

Продавец раскрыл хлипкую дверь ларька, и моя спутница скрылась внутри.

– Входите. Быстрее, – сказал мне продавец.

Дверь за мной затворилась Мы оказались в узком длинном помещении, которое освещало несколько лампочек. Здесь пахло фруктами и сырой землей. Сьюзан поговорила с продавцом по-вьетнамски, а потом повернулась ко мне:

– Пол, ты же помнишь мистера Уена – мы с ним вместе обедали в доме Фамов.

Я действительно помнил и в подтверждение этого сказал по-вьетнамски:

– Сат конг.

Уен энергично закивал головой:

– Да. Сат конг.

– Мистер Уен решил нам помочь, – объяснила Сьюзан.

Я пристально посмотрел на него.

– Вы понимаете, что за нами следит министерство общественной безопасности? Не исключено, что нас видели, когда мы разговаривали после службы, и теперь за вашим домом тоже установлена слежка. Вы понимаете, что это значит?

Английский язык Уена не отличался совершенством, но все же он меня понял. И ответил:

– Я не боюсь умереть.

– Зато я боюсь, что вы умрете.

– Мне все равно.

Мне показалось, что он не поверил, что я в самом деле за него беспокоился. И продолжал:

– Если полиция арестует меня с вашим мотоциклом, вас найдут по номерам. Бьет?

– Номера сняли с другого мотоцикла, который разбился во время аварии, – перевела его ответ Сьюзан.

– Отлично, – обрадовался я. – Но все-таки успокой его – скажи: если нас застукают с его мотоциклом, мы заявим, что стащили его. И когда он нам будет не нужен, мы утопим его в озере или где-нибудь еще.

Сьюзан перевела. Уен ответил по-вьетнамски, и ей снова пришлось служить переводчиком:

– Он говорит, что ненавидит коммунистов и хочет пострадать... стать мучеником за свою веру.

Я посмотрел на него и спросил:

– А родные?

– То же самое.

Трудно спорить с человеком, который лезет в мученики. Но я все-таки попробовал напоследок. Мне показалось, что им движет не только вера. Скорее ненависть из-за того, что произошло в 68-м и что творилось потом. Анх, как и он, руководствовался не только понятиями свободы и демократии. Они оба ненавидели режим, потому что потеряли родных. Можно простить гибель близкого человека на поле боя, но только не хладнокровное убийство.

– Ну хорошо, раз все понимают и не боятся последствий, продолжим, – буркнул я.

В тусклом свете в углу темнела закрытая тканью груда – видимо, тот самый мотоцикл. Уен подошел и откинул тент. Под ним оказалась огромная черная машина непонятной мне марки. Я положил ладонь на большое кожаное седло. На литом оргстекле красовалась надпись "БМВ", и ниже: "Париж – Дакар". Я не бывал ни там, ни там. Но "Париж" мне показался перспективнее.

Нгуен что-то объяснил. Сьюзан выслушала и перевела:

– Этот "БМВ" модели "Париж – Дакар", очевидно, назван так в честь знаменитых гонок.

– Насколько я знаю, Дакар – в Западной Африке. Что же, эта штуковина умеет даже плавать?

175