В никуда - Страница 112

112

– Что они делают?

– Собирают металлический хлам. Известный во Вьетнаме бизнес. Но все, что легко подобрать, уже подобрано. Иногда найденные предметы взрываются у них в руках. Как я слышала, каждый год погибают и остаются калеками несколько сотен металлоломщиков. Сейчас железа меньше, так что стало безопаснее.

Я посмотрел на копающихся в песке подростков. Спустя тридцать лет после окончания войны и через тридцать лет мира и восстановления раны этой страны все еще кровоточили.

– Если отправишься в глубинку, не забывай, там еще полно неразорвавшихся боеприпасов, – напомнила Сьюзан.

– Спасибо за совет. – Я не стал говорить, что и во время войны было так много неразорвавшихся боеприпасов, что шансов погибнуть от собственной неразорвавшейся дуры было едва ли меньше, чем взлететь на воздух на мине-ловушке.

Я посмотрел на мистера Кама – он явно не выспался и начинал клевать носом. Я потряс его за плечо.

– Слушай, ты знаешь, что в США двадцать пять процентов автомобильных аварий с трагическим исходом происходит из-за усталости водителей?

– Э?..

Сьюзан перевела, но, как мне показалось, не совсем так, как я сказал.

– Он говорит, что хочет кофе.

– В следующем "Бургер кинге", где мы остановимся.

Она сказала что-то шоферу, но я не расслышал слов "Бургер кинг".

В этом месте береговая линия вдавалась в сушу, и мы проехали по нескольким мостикам, переброшенным через овраги и сбегавшие в море со склонов ручейки. Красивый край – сейчас я полнее оценил его привлекательность, чем в то время, когда разгуливал здесь семь дней в неделю.

– Этот район – центр цивилизации чамов. Ты видел здесь их башни?

– Видеть-то видел, но понятия не имел, что это такое. Мы использовали их как наблюдательные пункты и пункты корректировки артиллерийского огня. Понимаешь, я смотрел на все глазами солдата. И рад, что опять оказался здесь. И рад, что ты со мной.

– Спасибо. Очень мило. Только не забудь, что сказал это мне.

Я посмотрел на карту.

– Шоссе номер один проходит западнее Дананга, поэтому нам не обязательно въезжать в город.

– Ты, кажется, говорил, что улетал из Вьетнама из Дананга? – спросила Сьюзан.

– Да, – ответил я. – Третьего ноября шестьдесят восьмого года. Меня перебросили на вертолете из Куангчи в базовый лагерь Анхе. Здесь я забрал свой чемодан, который не видел с самой увольнительной, оформил бумаги, наведался к венерическому доктору, попрощался с ребятами и рванул оттуда ко всем чертям. Мы погрузились на "чунук", и что ты думаешь, нам чуть не влепили над плоскогорьем в брюхо из зенитки. Понимаешь, мне оставалось пробыть в этой сраной стране меньше семидесяти двух часов, а сукины дети захотели меня угробить по пути в Дананг. Но ничего, вертушка получила несколько дырок, однако мы долетели. А потом, когда я был в пересыльной казарме, красные засветили пару ракет в корпус, где ночевали отправлявшиеся на родину. Они это сделали специально.

– Кто-нибудь пострадал? – спросила Сьюзан.

Превратился в кашу соседний коридор, несколько осколков просвистело по казарме, меня сшибло с верхней койки, я в который раз трахнулся головой, но никто этого не заметил, и я преспокойно улетел в Сан-Франциско.

– Наверное, обрадовался, когда оказался дома?

Я помолчал.

– Знаешь, у меня было странное чувство. Конечно, я радовался... но вспоминал тех, кто остался здесь. Ты не поверишь, но такое двойственное чувство было у всех, кто уезжал. И оно не покидало меня несколько месяцев. Не жажда смерти – сложное ощущение и понимание того, что тебе не место среди нормальных людей. Трудно объяснить, но то же самое скажет каждый, кто побывал на войне.

Сьюзан не ответила. Мы некоторое время ехали молча. Пока не показался мост через реку Камле.

– Узнай у нашего приятеля, – попросил я ее, – это не в его честь назвали реку?

– Во вьетнамском не так много слов, – ответила Сьюзан. – А имен собственных и того меньше. Поэтому не смущайся, если часто слышишь одни и те же словосочетания. А реку точно назвали не в его честь.

Мистер Кам понял, что говорили о нем, и покосился на Сьюзан. Она ему что-то сказала, и он рассмеялся.

Наверное, оправился после того, как его насильно увезли, чуть не угробили во время гонки, связали, заставили спать на холоде, грозили смертью. Или он улыбнулся, потому что подумал о своем гонораре? Или о мести? Горькая правда заключалась в том, что если бы со мной не было Сьюзан, мне бы точно пришлось его убить. Выбор, конечно, был. Но правильный выбор заключался в том, чтобы как можно скорее от него избавиться. В глубине души я сознавал, что убил слишком много вьетнамцев, в том числе двух полицейских. И от мысли, что надо угробить еще одного, у меня все внутри переворачивалось. Но если я полагал, что выполняю нечто важное, как верил вракам в 68-м, я должен был исполнить свой долг во имя Господа, во имя страны и во имя Пола Бреннера.

Справа от нас открылся аэропорт Дананг, а за ним – панорама большого города.

Аэропорт. Мне запомнилось, что он был больше сайгонского, потому что его от основания построили американцы. И сейчас, судя по путеводителю, был международным.

– На здешних полосах можно просушить кучу маниока, – сказал я Сьюзан.

– Крупнейший военный и гражданский аэродром, – отозвалась она. – Через несколько лет отсюда можно будет летать в Штаты.

– А как насчет сейчас?

– Время от времени прибывают американские транспортные самолеты.

112